Подгородный мужик - Страница 2

При помощи таких кратких вопросов и ответов, перемежавшихся краткими мгновениями молчания, яйца были куплены.

– Михайло! – сказал солдат мальчику, обернувшись назад, – снеси кошелку в избу – сосчитай.

Опять помолчали.

– Грязна дорога-то?

– И-и – не говори! Бездна бездну призывает…

– Выступило днище-то?

– Эва! – еще третьего дни нелегкая его выперла в полном параде… Наш мальчонка холопский (название деревни) так с ушми совсем чуфыкнул в пучину-то. Выперла, нелегкая ее бери!..

Помолчали.

– А курицу… не требуется вам, господа?

Курица все время вертела головой, плотно прижатая подмышкой, и как-то вытягивала грудь, очевидно желая выскочить. Когда речь коснулась ее, она закудахтала…

– Нет, кур не надо.

Опять помолчали.

– А может, барин скушают?

Курица закудахтала сильнее.

– Ей только дай покормиться с неделю, она – во как раздобреет… У нас она так болталась, смотреть некому – и то, глянь, бока-то всё же мало-мальски… Берите уж, господа! Сорок копеек… у меня старуха что-то недомогает… Деньжонок бы надо… Куда я ее потащу назад-то? Не возьмете – задаром отдам, а назад не понесу.

Взяли и курицу, а впоследствии и съели ее. Конечно, предварительно дали ей отгуляться на воле, отъесться. Солдат пустил курицу на землю и сказал:

– Ступай! Смотри, чтобы господину бульон хорош был. Не огорчи хозяина!

Курица не побежала, а пошла медленно, осторожно оглядывая новое место.

Опять помолчали. В это время воротился мальчик с пустой кошелкой и сказал:

– Тридцать семь.

– Ну, ладно, сочтемся. А вот что, Демьян Ильич, не возьмешь ли у меня мальчонку?

– Какого?

– А вот! – проговорил солдат, кивнув на мальчика. – Не подойдет ли он тебе в пастухи?

Демьян Ильич поглядел на мальчика и сказал:

– Мне твой мальчик дорог будет…

– Чем же? Полтора куля всего-то…

– Дорогонько…

(По здешним весенним ценам, это около восемнадцати рублей.)

– Дорого? – переспросил солдат и, подумав, сказал: – ну, а девчонка не подойдет ли? Есть у меня постарше этого мальчонки на год – ничего, девчонка проворная. Она не подойдет ли насчет скотины?..

– Куль! – сказал Демьян Ильич: – Так и быть. Ты знаешь, не из чего мне расходствовать.

– Это нам известно. Куль, говоришь? Что ж, я согласен, только уж дай записку сейчас к Завинтилову (из третьего сословия). Хлебом-то больно бьемся…

– Это можно, – сказал Демьян Ильич.

– Ну, а уж насчет мальчонки, видно, придется рядиться с Завинтиловым. Дает он мне полтора куля, да жидоват ведь человек-то… Ну да уж, видно, надо… Так уж дай записочку-то!

– Сейчас напишем, – сказал Демьян Ильич.

– Ну, ладно, спасибо. Помолчали.

– Девчонка – она ничего, бойкая! уж я худого тебе не пожелаю. Я знаю, каков ты есть человек…

– У меня с весны загон будет сделан, – сказал Демьян Ильич. – Скотина всегда в одном месте, только бы из загородки не выбилась: – Вот и вся работа.

– Хорошее дело… Чего лучше, как загон?

Опять помолчали.

– Там, на деревне, – начал солдат несколько иным тоном, – сказывали, будто тебе человек для дров требуется?

– Надо.

– Что бы ты меня взял? Колоть и пилить я ведь мастер. Хитрого тут нет ничего.

– Пожалуй, возьму. Немного дров-то… колоть, а пилить наши будут.

– Все одно! Сколько наберется. Я бы теперича тебе духом откатал…

– Что ж, оставайся!

Уговорились в цене, написали записку на выдачу куля муки, отдали за яйца и за курицу. Записку солдат отдал мальчику и сказал, чтобы он шел домой, запряг лошадь, съездил за мукой и привез ее домой. Сам же солдат остался и присел на крыльцо отдохнуть.

Мальчик один поплелся с пустой кошелкой по лесу, через топи и болота, через знаменитое днище…

Солдат сделал папироску из корешков и какого-то лоскута бумаги, который он поднял тут же на дворе в сору, и сказал:

– Справляемся помаленьку… Как-никак… Вот старуха-то у меня малым делом прихварывает – из рук дело одно ушло задарма… Стирка у господ… Рубля два, глядишь, и нет. А то у меня все слава богу!.. Не гуляем… У меня все при добывке. И сам, и старуха, и ребята – все действуют… Я, брат, Демьян Ильич, не охотник по-здешнему: как-нибудь там схватил руб, дело свертел кое-как – и прочь… Или, как другой, нахватал в долг выше головы, и отдает двадцать лет… Этого у меня нету. Я и посейчас гроша ломаного никому не должен, вот я что тебе скажу.

– Я знаю. Ты человек исправный, – сказал Демьян Ильич. – В пример тебя к ним ставить нельзя. Это уж что говорить…

– Я тебе говорю верное слово – так. Ты думаешь, ежели бы я захотел, так Завинтилов не поверил бы мне куля-то? Поверит! Кому другому, хоть бы вот Кукушкиным или Болтушкиным, кажется уж богачами считаются, а им не поверит! А мне, я тебе верно говорю, даст. Только что я не люблю этого – просить. Нет у меня на это характеру… Кому другому не даст, а мне даст.

– Я знаю, это ты говоришь верно. Тебе дать можно.

– А уж, кажется, жид пресветный Завинтилов-то. Вот какое дело!

Солдат, распродавший таким образом курицу, яйца, девчонку, мальчишку и себя и сожалевший только о том, что старуха по случаю болезни не идет в дело, был как-то покойно счастлив, чувствовал полную внутреннюю гармонию, причем доверие Завинтилова, очевидно, уравновешивалось с вышеупомянутой распродажей.

У него было хорошо на душе, ему чувствовалось честно, правильно.

Неподалеку работники пилили дрова.

– Вот какое дело, – еще раз повторил солдат и, обратившись к Демьяну Ильичу, оживленно проговорил: – где у тебя топор-то? Солдат не любит без дела сидеть. Чем сидеть-то задаром, давай-ко топор-то, я покуда что до ужина поколю.